
Среди тульских самоварщиков фамилия Баташев едва ли не самая распространенная. В конце 19 – начале 20 вв. в Туле существовало 32 фабрики, принадлежащая разным Баташевым, иногда и псевдо-Баташевым. Как можно было использовать эту знаменитую фамилию – тема отдельной статьи. Сейчас – небольшой экскурс в прошлое двоюродных братьев Баташевых: Николая Петровича и Ивана Ивановича, мещан, владевших маленькими самоварными заведениями на улицах Ствольной и Вознесенской соответственно.
Это была рабочая окраина тульского Заречья. Фабрики принадлежали к категории заведений 8 класса, когда число наемных работников от 2 до 4 человек и доход – до 2000 руб. Оба брата, небогатые мирные обыватели, происходили из семьи оружейника Михаила Дмитриевича Баташева, который приходился им дедом. Семья проживала в приходе Николо-Зарецкой церкви (ее прихожанами были и знаменитые Демидовы!).
В 1782 прадед Михаила Егор Григорьев проживал в том же приходе и был по профессии ствольным заварщиком, то есть скручивал в трубку и заваривал листы железа – получалась ствольная заготовка, которая затем обрабатывалась и высверливалась ствольными отдельщиками и вертельщиками. Братья Егора, старший Петр и младший Василий, жили там же и тоже были ствольными заварщиками. Тогда представители одной оружейной специальности объединялись в свое отдельное общество и выбирали старшину для защиты своих интересов перед лицом начальства. Вот таким главой в 1796 г. и стал внучатый племянник Егора, внук его брата Петра и троюродный брат Дмитрия, прадеда наших самоварщиков, Андрей Никитин Баташев. Он и стал главным героем одной весьма шумной истории, наделавшей переполоху в оружейном сообществе, которая чуть не привела к введению военных частей для подавления «волнения» среди оружейников.
Старшиной Андрей стал еще достаточно молодым – в 36 лет, его выбрали заварщики вместо Ивана Якушкина, отставленного за нерадивость. В декабре 1796 г. командиром оружейного завода был назначен князь Петр Петрович Долгоруков. Войдя в курс дела, князь решил объединить 12 существовавших дотоле цехов в 5: ствольный, замочный, белого оружия, приборный и ложевой, а те, в свою очередь разделить на артели. Вводились и другие изменения, например, правила использования ссудного капитала и отпускаемого казной железа, «первостатейным» оружейникам предлагалось пользование правами купечества, а «третьестатейным» – запрещалось покидать Тулу и заниматься коммерческими делами, кроме содержания съестных лавок и харчевен.

Увеличение числа начальства» вызвало бурю возмущения, по новой росписи администрации оружейного общества туда входили: бургомистр , 5 цеховых голов, 70 артельных старшин, 3 алдермана и 3 присяжных (для оружейников, не вошедших в цеха), 4 магазинвахтера и другие канцелярские служители, включая и помощников артельных старшин. Все они должны были получать жалованье из доходов оружейного общества.
Поэтому при объявлении секретарем правления завода о проведении выборов старшин для 20 артелей ствольного цеха, Андрей Баташев возмутился и сказал «что таковое многое количества содержать не в состоянии», а другой «первостатейный» оружейник Гаврила Жданов добавил «что артели им не полезны, и они в оные иттить не желают».
К ним присоединились и другие уважаемые оружейники: Никита Щербаков и Василий Леонтьев, все вместе они и сорвали выборы новых артельных старшин .
В тот же день к Андрею Баташеву в дом явился офицер и увел его к г-ну Долгорукову, а потом в заводское правление, где Баташев был посажен в колодки и оставлен под стражей. Оружейное правление, следуя указаниям Долгорукова, потребовало от бургомистра ратуши Архипа Арехова и ратмана Ивана Арехова выбрать другого старшину заварного цеха. Оружейники цеха из солидарности к своему собрату, пострадавшему за выражение общественного недовольства, отказались выбирать нового старшину; и тогда голова Леонтий Баташев вместе с правящим должность смотрителя магазинов надворным советником Михайловым и ратушей выбрали на место старшины цеха заварщика Архипа Пушкина , человека проверенного и ранее уже избиравшегося на эту должность.

14 июня 1797 г., находясь под стражей, Баташев сдал Пушкину все дела: опись имеющихся в работе оружия и деньги для оплаты работы, которые в присутствии пристава были розданы мастерам. Долгоруков решил «буйных смутьянов» отправить в г.Сестрорецк, на тамошний завод, получивший в декабре 1796 г. большой заказ на ружья и которому не хватало мастеров. Князь решил тем самым прекратить любое неповиновение и удержать других последовать дерзкому примеру.
15 июня Баташев, Леонтьев и Жданов были отправлены в Сестрорецк. К этому времени брожение среди оружейников усилилось: частный пристав донес Долгорукову, что оружейники по наущению бывшего советника Оружейной экспедиции Остолопова составили заговор и хотят отбить назначенных к высылке. П.П.Долгоруков связался с гражданским губернатором Тулы Гедеоновым Михаилом Яковлевичем и потребовал принять меры, власти «при помощи полиции предотвратили сей акт и не дали разразиться бунту» . Хотя скопление оружейников в слободе при отправлении было большим, отбить Баташева, Леонтьева и Щербакова не пытались: их сопровождала воинская команда во главе с офицером и сержантом со шпагами наголо.

Четвертый участник «шума в ратуше» Никита Щербаков скрылся из Тулы в тот же день. Долгорукову сразу же донесли, что Щербаков бежал в Петербург для принесения на него жалобы Павлу I, что, дескать, еще в ратуше Андрей Баташев дерзил начальнику и угрожал, что оружейник Щербаков «покажет ему истинную правду», то есть жалоба оружейников уже была готова к тому времени.
Заводской пристав действительно доложил, что Никита Щербаков отлучился без разрешения, тайно, не ведомо куда, и его сын Филипп дал в том подписку. Обеспокоясь, допросили Андрея Баташева, куда уехал Щербаков. Баташев под допросом объявил, что он ничего никому не приказывал и не советовал. До властей дошел слух, что некий купец Иван, проезжавший через Тулу на ярмарку в станицу Казанку на Дону сказал, что видел Щербакова под Москвой и тот велел кланяться всем знакомым. Баташев, Жданов и Леонтьев все отрицали .
П.П. Долгоруков оповестил обо всем происшедшим Военную коллегию, в чьем ведомстве тогда находился Тульский оружейный завод. Он указал также, что 4 главные смутьяна были подстрекаемы к недовольству советником бывшей Оружейной экспедиции Остолоповым, который до Долгорукова был директором завода, и обещал оружейникам вновь занять эту должность. Он, дескать, наилучшем образом управлял заводом, и без него не могут дела заводские идти должным образом .
Тульская оружейная канцелярия (контора с 1722 г.) существовала с 1713 г. и управляла как оружейной слободой, так и Оружейными заводами и двором. В 1783 г. ее функции были переданы Оружейной экспедиции тульской Казенной палаты, советником которой и был Владимир Остолопов, в 1794 г. именно он был управителем завода. При начале царствования Павла I в 1796 г. Оружейный завод и оружейники были переданы Военной коллегии, а Оружейная экспедиция упразднена. Заводом и оружейниками теперь ведали командир завода и учрежденное им Оружейное правление. Остолопов остался не у дел и был естественным недоброжелателем Долгорукова.

В это время Щербаков со своей жалобой добрался до Петербурга. В жалобе были перечислены все пункты нововведений Долгорукова, которые возмутили оружейников: увеличение администрации, принуждение к работе в казармах завода, запрет на выдачу паспортов, отмену прав для всех оружейников на выход в купечество или мещанство и т.п.
Долгоруков пытался разыскать Щербакова, направляя предписания в Москву и Петербург об отправке того в Сестрорецк под надежным караулом при обнаружении. Но сыскать Щербакова полиции не удалось.
Рапорты Долгорукова о происках Остолопова и возмущении оружейников привели к тому, что Павел I предписал для усмирения неповинующихся оружейников ввести войска . Одновременно в Тулу отправился действительный статский советник Львов для расследования случая возмущения и дел по жалобе Щербакова.
Содействовал этому генерал-майор Марк Абрамович Костылев, «гатчинской выделки…, родом однодворец, поступил на службу с забритым лбом, скотина была ражая, командовал лихо, за галстух заливал по-молодецки». . Сохранилось несколько черновиков писем Долгорукова с выражением благодарности Костылеву за его доклады императору в нужном свете: «…Я имел счастие получить высочайший его императорского величества рескрипт о введении из полку г-на генерал-лейтенанта Шевича войск…считая, что сие высочайшее повеление последовало по донесению Вашему я за долг поставил за подробнейшее объяснение состояния здешнего завода и моего положения принести всепокорнейшую мою благодарность…».
До реального ввода войск дела не дошло. При объявлении в ратуше Долгоруковым императорского рескрипта о введении войск, оружейники почли за лучшее составить прошение и просить Долгорукова заступиться за них перед императором.
Князь Долгоруков тот час же сообщил об этом Георгию Ивановичу Шевичу и попросил войска пока не вводить. 12 сентября он отправил Павлу I рапорт с просьбой о прощении: «…Дерзаю просить о Всемилостивейшем на сей раз их прощении в их заблуждении» . Павел прошение оружейников вернул Долгорукову с примечанием «чтоб оружейное общество жило впредь смирно» .
Итак, Долгоруков потушил тот пожар, который сам же вызвал своими рапортами. Интересно, что, хотя у него и были причины не любить зачинщиков неповиновения, особенно Щербакова, мстительным и злопамятным Долгорукова назвать нельзя. Когда в 21 декабря 1797 проходили выборы на место старшины ствольного цеха Федора Каптельцева, кандидатами от общества был выбран Филип Никитин Щербаков, сын приснопамятного оружейника, и Иван Куприн. Долгоруков утвердил именно Щербакова.

А что же сосланные в Сестрорецк оружейники? Приехали они туда 26 июня, а 28 июня командир сестрорецкого завода генерал-майор фон Трейлебен отписал Долгорукову, что Баташев, Жданов и Леонтьев прибыли, а вместо них в Тулу вернуться оружейники Яков и Василий Медведевы и Петр Самсонов. При отправлении им были выданы заработанные деньги, а по возвращении домой их записали в те же цеха, откуда они были взяты.
Вновь прибывших оружейников приставили к делу заварки стволов. Правда, работы им хватило на 4 месяца, а потом последовал указ о прекращении изготовления нового оружия на сестрорецких заводах, и материал для работы у них был отобран. Почти 3 недели они занимались черной работой – заготовкой дров, потом их заставили заниматься неизвестным им мастерством – изготовлением частей для пушек.
Туляки обратились к командиру Сестрорецкого завода фон Трейлебену с просьбой вернуть их домой. На что последовал ответ, что вернуть их может тот, кто прислал сюда. Тогда Жданов, Баташев и другие туляки, работавшие в Сестрорецке решили отправиться в Петербург и обратиться к Петру Мелиссино, инспектору артиллерии. Василий Леонтьева с ними уже не было, он, заболев, умер 31 октября, и был похоронен в Сестрорецке.
В Петербурге тулякам не повезло: сам Мелиссино был болен (он умер вскоре, 12 декабря), а его адъютант ответил им тоже самое, что и Трейлебен. Решительные Баташев и Жданов решились ехать домой без всякого письменного разрешения. Остальные вернулись в Сестрорецк.
Пока туляки искали правду в Петербурге, их судьба решалась в высоких сферах. Павел I повелел предать суду зачинщиков неповиновения, о чем Долгорукова уведомил генерал-прокурор и действительный тайный советник Алексей Борисович Куракин. Долгоруков отправил копию предписания вернуть из Сестрорецка сосланных в Тулу президенту Военной коллегии графу Николаю Ивановичу Салтыкову, присовокупив просьбу найти неуловимого Щербакова. Искать Щербакова, возможно, требовало и то обстоятельство, что до Долгорукова дошел слух о новом прошении оружейников.
Настойчивые попытки отыскать Щербакова дали совсем иной результат, на который рассчитывал Долгоруков: 18 и 23 декабря 1797 г. от князя Куракина поступили 2 записки, где настоятельно указывалась монаршая воля о привлечении к суду только трех зачинщиков «…дабы отнюдь никакового настояния делаемого не было о предания суду оружейника Щербакова, поелику последовавшее повеление о предании суду трех сотоварищей на него не простирается…». Щербаков вернулся в Тулу только после 4 января 1798 г., вероятно, извещенный кем-то о неожиданном покровительстве императора.
Артиллерийская экспедиция Военнной коллегии ордером от 18 ноября затребовала вернуть с сестрорецких заводов трех зачинщиков, но тут выяснилось одно обстоятельство: оказалось, что 7 ноября Баташев и Жданов, неведома куда исчезли. 30 ноября заводской пристав Гаврилов донес, что разыскиваемые Жданов и Баташев объявились в Туле. В дороге Андрей Баташев заболел и теперь лежал в постели, но по приказу Долгорукова его и Жданова под стражей доставили в ратушу для допроса. Больного Баташева решено было подвергнуть медицинскому освидетельствованию и даже положить в больницу, если потребуется, до полного выздоровления. Но здоровьем Андрей был не обижен, и несмотря на то, что отлежаться из-за допросов ему не удалось, выздоровел и защищал себя в суде очень грамотно.
Суд начался 3 декабря 1797 г., в палате суда и расправы 1 отделения Губернского правления. Туда было предписано доставить подсудимых для ведения следствия и свидетелей: голову оружейного общества, бургомистра и ратманов ратуши, ее секретаря, смотрителя оружейных магазинов надворного советника Семена Евлампиевича Михайлова и др. Долгорукову хотелось привлечь к суду и своего недоброжелателя Остолопова. Еще при первом допросе оружейников в ратуше он советовал обратить внимание на то, что «дерзновенный шум в ратуше» был учинен по подстрекательству «дурными людьми»» . Очень уж ему хотелось наказать Остолопова, выставить его главным виновником неповиновения и убрать потенциального претендента на должность директора завода.
Оружейники, очень неглупые люди, воспользовались обстоятельством, что внимание заводского начальства направлено на бывшего советника Оружейной канцелярии, и показали себя нечаянными жертвами сложившихся обстоятельств, причем постарались не утопить Остолопова (а вдруг и впрямь он вновь станет директором завода!).
Жданов при первом же допросе объявил, что никем подстрекаем не был, а Баташев подтвердил, что ходил в дом надворного советника Владимира Ивановича Остолопова, так как был должен ему 500 руб., взятых для нужд заварного, чистильного и присечного обществ, которые занял перед Святой неделей. Остолопов якобы ему советовал, что на все новые приказания или предписания начальника завода надо требовать именное императорское повеление. Эти слова он по простоте своей и повторил в ратуше. Баташев доверял Остолопову, так как последний говаривал, что, хотя он и уволен, но вскоре снова будет над ними командир.
Судебное дело тянулось до мая 1798 г. При повторных допросах и Баташев и Жданов стояли на том, что они и в мыслях бунтовать не имели, а говорили по простоте своей; что все началось из-за того, что не был предъявлен секретарем ратуши именной его величества указ, иначе Баташев подчинился бы с радостью; умышлять подбивать людей к его освобождению у него и у его товарищей и в мыслях не было. Бургомистры Евдоким Мансуров и Архип Арехов, ратманы Гнидин Дмитрий и Стрекопытов Иван, голова Леонтий Баташев, пристав Черкасов в показаниях им не противоречили. Священническое увещевание также показало их правдивость и чистосердечие.
В феврале 1798 г. из Сестрорецка от генерала фон Трейлебена пришло требование на выплату оружейниками долга в 32 р. 45 коп. Этот долг сложился из денег за железо и уголь, которые давались им для производства, долгов купцу Андронову за харчевые припасы, вдове Дудоровой – за стирку белья, вдове Паршихе – за пироги и пр. Ратуша предложила, что для возврата долгов за неимением денег на выплату вычесть из имущества подследственных. Баташев и Жданов оправдывались, что часть материала они вернули, за «харчи» платили, и признали долгу только 8 руб. К делу приобщили письменные показания всех заимодавцев и причастных свидетелей. Долг признали только в случае наличия расписок, а их в большинстве случаев не было. Поэтому часть долга велено было забрать из оставшегося в Сестрорецке имущества и пожитков, а также заработанных тремя оружейниками денег. Интересен список пожитков, оставленных Баташевым, Ждановым и Леонтьевым, из которого видно, что ехали они в Сестрорецк надолго, с солидным запасом: сундук, окованный железом с висячим замком, 4 холщевых рубахи, 3 холщевых и тиковых порток, 2 подушки и войлока, 1 утиральник, 1 тулуп, крытый черной китайкой, 1 овчинный полушубок, 2 суконных армяка, 1 суконный кафтан и поярковая шляпа, складной нож и кожаный бумажник.

7 мая судом было определено: так как нет точного изобличения вины, и «…лучше виновного освободить, чем невинного истязать», за неимением доказательств оружейников Баташева и Жданова освободить без штрафа и наказания и определить вновь к прежней службе. Чиновника Остолопова палата суда и расправы вообще «не почла за нужное привлекать к следствию», так как Андрей Баташев на втором допросе показал, что тот ему советовал во всем следовать императорским указам. К тому же пристав Черкасов не утверждал, что именно по наущению Остололопова хотят освободить оружейников, а просто передал советнику Михайлову распространившийся об этом слух.
Такое достаточно мягкое отношение к виновникам срыва выбора новых артельных старшин показывало наличие серьезного противостояния командиру оружейного завода среди чиновников Губернского правления. Долгоруков и сам писал об этом управляющему Комиссариатским департаментом Военной коллегии Вязмитинову: «…Изъяснялся лично с Алексеем Борисовичем (Куракиным) как относительно открытых Вами происков со стороны завиствующих на Ваше место, так и выпровождения сюда мятежников…»(Из письма С.К. Вязмитинова П.П.Долгорукову).
В 1800 г. Тульская палата суда и расправы послало жалобу на Долгорукова в Сенат за то, что он оскорбил председателя палаты Беляева, заподозрив якобы, в потворствовании расхищениям казенных лесов из засек . Кроме того, существовали и другие жалобы и доносы, устные или письменные, так как, несмотря на всяческие предыдущие поощрения и награждения Долгорукова императором (3 марта 1798 г. – присвоение звания генерала-лейтенанта, 3 декабря 1799 г. – генерала от инфантерии), в декабре 1800 г. он был отставлен от должности командира оружейного завода вследствие происков своих недоброжелателей .
Судьбы участников выступления оружейников сложились по-разному. Василий Леонтьев умер на чужбине, где и был похоронен, его вдова осталась в Туле с дочерьми Елизаветой и Марьей, мужского потомства не осталось, так как двое сыновей Василий и Егор умерли в младенчестве.
Гаврила Жданов, вернулся в Тулу и умер в 1802 г. Из многочисленной его семьи (3 сыновей и 4 дочери) в ревизии населения 1850 г. упоминается сын Иван (умерший в 1835 г. в возрасте 45 лет) и внуки его братьев Якова и Ивана: Николай Андреевич (бездетен) и Иван Иванович Ждановы (3 дочери). Правда, потомство еще одного брата Гаврилы Тимофея успешно плодилось и размножалось.
Никита Щербаков жил в Туле и умер в 1812 г. Все его три сына Филипп, Иван и Василий дожили до совершеннолетия и дали потомство Андрей Баташев умер в 1820-х годах. Две его дочери Вера и Татьяна вышли замуж, мужского потомства не было; у сводного брата Акима (умер в 1829 г.) тоже были в семье одни девочки. Младший сводный брат Александр умер молодым и бездетным. У двоюродных братьев Максима Ивановича, Якова и Василия Семеновичей также не осталось мужского потомства. Зато линии Егора и Василия Григорьевичей Баташевых, младших братьев деда Андрея процветали: как раз потомки Егора двоюродные братья Николай Петрович и Иван Иванович Баташевы были владельцами самоварных фабрик в 1906-1911 г.
(нем. Burgermeister – городской голова) — По Положению 1782 г. выборное должностное лицо, осуществлявшее судебную процедуру над оружейниками в Оружейной ратуше (позднее в Цеховом разряде)
(англ.olderman – старшина) — старшина ремесленного цеха по «Регламенту главному магистрату» 1721 г. На алдермана возлагалась обязанность проверки качества работы оружейника и проставление клейма, подтверждающего качество
(букв. часовой при складе с оружием) – должностное лицо, отвечающие за сохранность цехового склада с материалами и готовыми изделиями
ГУ ГАТО ф.187 о.1 д.323 л.35
(нем. Ratmann — советник) – выборное должностное лицо, входившее в состав Оружейной ратуши (позднее Цехового разряда), помощник бургомистра
ГУ ГАТО ф.187 о.1 д.329 л.3
ГУ ГАТО ф.187 о.1 д. 323 л.35 об.
ГУ ГАТО ф.187 о.1 д. 329 л.8
ГУ ГАТО ф.187 о.1 д.317 л.1-2
И.Афремов. Тульский оружейный завод//Приокские зори, 2009, №2, л.10
В.Н.Ашурков. Волнения оружейников в 1797 г.//Тульские оружейники и их классовая борьба в XVII – 1-й четверти XIX вв. – Тула, 1947, л.116
ГУ ГАТО ф.187 о.1 д.315 л.2
А.М.Тургенев. Записки, 1863 г Тургенев А.М. Записки Александра Михайловича Тургенева. 1772-1863 // Публ., вступл. А.С. Сомова // Русская старина, 1885. — Т. 48. — No 10. — С. 55-82, VII часть.
ГУ ГАТО ф.187 о. 1 д. 316 л.1
То же, л. 3
То же. л.14
ГУ ГАТО ф.187 о.1 д.329, л.107
ГУ ГАТО ф.187, о.1, д.323, л.13,17
ГУ ГАТО ф.187, о.1, д.317, л.15
То же, л.60
То же, л.68
То же, л.21
То же
То же, л.36
ГУ ГАТО ф.187, о.1, д.323, л.40 об.
ГУ ГАТО ф.187, о.1, д.348, л.2
ГУ ГАТО ф.187, о.1, д.323, л.45-45 об.
ГУ ГАТО ф.187, о.1, д. 317, л.43
ГУ ГАТО ф.187, о.1, д.382, л.1-4
ГУ ГАТО ф.187, о.1, д.401, л.1
И.Афремов. Тульский оружейный завод//Приокские зори, 2009, №2, л.12
ГУ ГАТО ф.187, о.1, д.444,л.17
ГУ ГАТО ф.174 о. 1 т.10, д.29708, л.81 , т.11, д. 35556, л.7