В девках сижено — плакано; замуж хожено – выто.
Из жизни семьи самоварного фабриканта В. С. Ломова, чью историю можно почитать в нашей предыдущей статье.
Олимпиада Ивановна Федуркина, единственная и любимая внучка деда-миллионщика Василия Ломова, к своим 20 годам считалась одной из богатейших невест Тулы. Дед – владелец самоварной фабрики и множества магазинов, складов, доходных домов и прочей недвижимости, отец – почетный гражданин города и тоже весьма состоятельный человек, так что недостатка в соискателях ее руки не было. Но, как многие девушки, Олимпиада, начитавшись французских романов, мечтала о неземной любви и возвышенных страстях, влюбилась совсем в неподходящего человека – самого скандального чиновника Тулы Якова Чистякова.
Яков Сергеевич засылал сватов к отцу Ивану Федуркину и деду Ломову несколько раз – купеческого сына Лебедева и своего бывшего начальника, по совместительству приятеля, председателя палаты гражданского суда Родичева – но все напрасно: дурная слава жениха приводила к категорическому отказу.
Тогда губернский секретарь зашел с другой стороны – он снял квартиру неподалеку от дома Федуркиных и свел знакомство с самой Олимпиадой. Морочить головы девицам он умел превосходно, завязалась переписка, передавались друг другу подарки и подношения (платки носовые, книги, золотой крест, кольцо с 7 бриллиантиками и пр.). Впоследствии, на суде Чистяков скрупулезно все перечислял и даже предъявил личные письма Олимпиады, доказывая, что просто не мог не ответить на столь пылкие чувства. Из писем Олимпиады: «…С первого предложения твоего я заповедала в душе своей перед Богом принадлежать тебе до гроба… я люблю более своей жизни, но я более чувствую в душе своей, чем могу объяснить… Ангел мой, не погуби твою Олимпию! я твоя, поклялась быть твоею до гроба, не верю, чтоб ты был изменником моим, вверяю тебе мою жизнь… будь моим верным хранителем, не дай умереть, я не отвергну свою клятву… если бы знал, какие я переношу жестокие мучения, моя жизнь в тебе одном, ты властен и умертвить и оживить…».
Впрочем, очень быстро Чистяков понял, что увоз невесты и брак без согласия родителей желаемого большого приданого не принесут. В брачную ночь страстный муж стал выпытывать у молодой о наличии 50-тысячного билета, и, получив отрицательный ответ, в ярости потащил ее к колодцу – дескать, теперь у нас ничего нет, жить нам нечем, так лучше утопиться. С этого момента Олимпиада поняла характер своего мужа и причину его сватовства. Впоследствии, обвиняя супруга в жестоком обращении, она перечисляла, что пришлось ей вытерпеть: в первую же ночь разъяренный супруг вытолкал ее из спальни и она ночевала на диване, на второй день он разбудил ее криком и пугал привидением « жареного ребенка», обещал пить кровь ее по капле, пока она не восстанет на родных и в конце концов вынудил сделать ложный донос на отца, обвиняя того в кровосмесительстве.
Это был гениальный ход со стороны Чистякова – припугнуть тестя таким ужасным обвинением, и, даже, если выяснится правда – в народной памяти осадок останется. Тем более, что Федуркина соседи и так не любили и дали ему прозвище «Подгребенщиков» (уличная фамилия того была «Гребенщиков»), дескать, погребает под себя все, до чего дотянется.
Через 3 дня Чистяков пригласил к себе духовника Олимпиады протоиерея Зеленецкого, и Олимпиада сделала тому якобы признание, что ее развратил отец с 13 возраста. Перепуганный и сомневающийся Зеленецкий бросился к Федуркину, тот пришел в ужас и решил мириться с зятем. Молодые были приглашены на обед к деду Ломову, где присутствовали разные высокопоставленные гости, с Чистяковым там обращались как с родственником, далее начались взаимные визиты (Чистяков всегда сопровождал Олимпиаду, не оставляя ее одну никогда и ни с кем). Вдовая тетка Анна Никитична пожурила Олимпиаду за побег, но так как здоровье последней оставляло желать лучшего (начались частые обмороки), то решено было отправить молодых в Москву к тетке Кобяковой, к тому же у Чистякова там нашлись какие-то дела.
Олимпиада сбежала от мужа из Москвы и поселилась в доме деда Ломова, 29 марта 1841 г. она подала жалобу тульскому полицмейстеру на жестокое обращение мужа, потому «…покоряясь необходимости, внушаемой рассудком и предосторожностью, решилась покинуть его…», в прошении же просила отобрать от Чистякова свои вещи, что и было исполнено. Федуркин, в свою очередь, подал прошение на имя губернатора, где обвинял Чистякова в незаконном венчании, жестоком обращении с дочерью, возведении клеветы и богохульстве. Чистяков со своей стороны обратился в Сенат с жалобой на тульское начальство и судейских чиновников, которые якобы пристрастны (за мзду!) к его обвинителям Федуркиным.
Дело вышло громким и разбирательство тянулось до 1844 г. Какого только грязного белья не было вытряхнуто на свет! Чистяков обвинял Федуркина в распутстве с дочерью, приводя все более живописные подробности ее якобы признания, в пьянстве (на людях притворяется трезвенником, а дома надувается травником), Олимпиаду – в легкомыслии и распущенности, намекал на ее тесные отношения с семинаристом Мартеровским (писала письма одному, а бежала с другим), тетку Кобякову обвинял в сожительстве со студентом Леттнером (прижила детей неизвестно от кого, распоряжается деньгами мужа, который лежит в параличе). Его горничная, бывшая крепостная г-на Эйснера Настасья, подтверждала слова Чистякова, добавляя, что Олимпиада отца своего называла «мой изверг», «Подгребенщиков» (уличное прозвище того было «Гребенщиков»). Суд веры словам Настасьи не дал, так как сомневался в ее непредвзятости.
Протоиерей Зеленецкий, описывая признание Олимпиады, добавлял, что впоследствии она все опровергла, заявив, что говорила под давлением мужа. Сам Федуркин и Олимпиада живописали издевательства Чистякова над женой и его богохульные выражения, что тот в церковь и сам не ходил и Олимпиаду не хотел пускать и пр.
Олимпиада Федуркина-Чистякова вместе с братьями получила дедовскую самоварную фабрику и остальную недвижимость, стала почтенной самоварной фабрикантшей. Впрочем, слово «почтенная» к ней не совсем подходило…(продолжение следует).
По статье Л. В. Бритенковой «Купцы Федуркины, родственники самоварщика Ломова» (Тульский краеведческий альманах. Вып. 17. – Тула, 2020)
[1] Сохранная казна — кредитное учреждение в Российской империи. Принимала вклады и выдавала ссуды помещикам под залог имений и крепостных душ. Действовала с 1772 года почти до конца XIX века в Москве и Санкт-Петербурге.