Каждый год в последнее воскресенье июля жители России отмечают День Военно-Морского Флота. Это событие – дань преданности и отваге всех военных моряков нашей страны, память о великих морских победах. Идея каждый год чествовать российский военно-морской флот принадлежит императору Петру I. По его приказу официальной датой праздника стал день Гангутской победы, которая состоялась 27 июля 1714 г. За прошедшие 300 лет Русский флот приобрел не только славу и уважение, но и многочисленные морские традиции. Есть среди них место и чаю, и самовару.
Любопытно, что когда-то «самоваром» моряки, воспитанные и служившие на парусных кораблях, называли первые паровые суда, а моряков парового флота величали «самоварниками».
Первые российские паровые суда начали разрабатываться еще в начале XIX в. В 1815 г. первая пассажирская барка «Елизавета» начала ходить по маршруту «Санкт-Петербург- Кронштадт». В 1820 г. из Николаева в Херсон прошел пароходный бот «Везувий». Однако военно-морской флот Российской империи не спешил обзаводиться паровыми военными кораблями. Лишь в конце 1830-х гг. начинается строительство первых военных кораблей на паровой тяге, за период с 1836 по 1850 гг. было введено в строй только 7 колесных пароходофрегатов и один винтовой. В результате, к моменту начала Крымской войны по уровню развития парового военно-морского флота Россия значительно уступала и Англии, и Франции.
В 1857 г. была утверждена судостроительная программа, согласно которой Балтийский флот, который по итогам Крымской войны фактически оставался единственным полноценным флотом Российской империи, должен был получить 18 винтовых линейных кораблей, 12 винтовых фрегатов, 14 винтовых корветов, 100 винтовых канонерских лодок, 9 колесных пароходофрегатов. В 1860 году Морское министерство начало составление второй программы развития отечественного судостроения, ориентированной на строительство броненосного флота.
Примерно тогда же и чай стал вводиться в обязательное довольствие матросов (в рацион британских матросов он вошел с 1826 г., французских – ещё раньше, в конце 1770-х, во время войны за независимость США. Но ввели его не в качестве горячего напитка, а холодного, поскольку в британских колониях любили именно такой чай).
Несмотря на растущую популярность напитка в российской армии чай, за исключением некоторых эпизодов, не был включен в солдатский паек вплоть до Русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Со времен той войны чай стал входить в ежедневную норму всех чинов действующей армии, а с 1886 г. в невоенное время в качестве замены «винной порции». Чайное довольствие получали и матросы флота. С 1858 г. чай стал включался в добавочное довольствие матросов при заграничном плавании.
На месяц каждому матросу, кроме обычных продуктов, как-то мяса, крупы, гороха, сухарей, масла, соли, квашеной капусты, водки, табака и уксуса, выдавали чаю по 4, 5 г. (4 и 8/15 золотника), сахарного песку по 665, 1 г. (1 фунт 60 золотников, «Морской сборник», 1858, № 8.)
С 1910 г. еженедельное довольствие нижнего чина флота выглядело следующим образом: мяса (свежего или соленого) полагалось пять фунтов 24 золотника (2 кг 150 г), гречневой крупы – два фунта (819 г), овсяной крупы – 70 золотников (298,2 г), сливочного масла – 88 золотников ( 376,64 г), квашеной капусты (ее могли заменять свежей зеленью) каждому матросу причиталось два фунта 88 золотников (1 кг 196 г), сухарей – 13 фунтов 33 золотника (5 кг 323 г), сухари могли быть заменены печеным хлебом из расчета 264 золотника в день). Нижний чин также получал каждую неделю 1,75 чарки уксуса, 36 золотников соли (153.36 г), 5,25 золотника чая (22,37 г) и 14 золотников махорки (59,64 г).
Иностранцев удивляла способность русских матросов пить чай в огромных количествах, причем не только в умеренном климате, но и в тропиках. А первую кружку команда парусных судов выпивала уже вскоре после пяти часов утра, перед приборкой корабля. Для этого матросским кокам надо было глубокой ночью (часов около трех ночи) проснуться и поставить на огонь камбуза огромный котел для кипятка.
Чай пили до изнеможения, причем огромное количество воды в желудке не только согревало, но и позволяло «дотянуть» до обеда, который надо было ждать до полудня. А завтрак был довольно скудным. Чаще всего в матросском меню» была жидкая кашица с луком, так называемая «размазня» (само собой – на воде). Кашу было принято заедать размоченными в воде или в каше же черными сухарями. На всякий случай перед употреблением матросы стучали сухарем по палубе – таким образом можно было выбить заведшихся червяков.
Производством сухарей для флота занимались специальные сухарные фабрики, причем первая начала давать продукцию в 1712 г. и находилась в Главном Адмиралтействе в г. Санкт-Петербурге.
Не отставали в вопросе чаепития от матросов и офицеры. Многие из них предпочитали заваривать напиток сами, не доверяя вестовым. Более того, в мемуарах есть немало свидетельств того, что русские моряки даже в плаваниях на Восток брали с собой изрядный запас чая из России, поскольку местные чаи их не устраивали как по качеству, так и по вкусу. Вот как описывает К. М. Станюкович чаепитие старшего офицера корвета «Калевала»: «Андрей Николаевич был большой любитель чая и пил собственный, большой запас которого был взят им из Петербурга. Он сам заваривал и как-то особенно настаивал чай и любил угащиватъ им.
— Ну что, каков чаек-то? – спрашивал он, когда Ашанин отпил несколько глотков.
— Ничего себе…
— Ничего себе! – с укором заметил Андрей Николаевич. – Это, батюшка, нектар, а не чай… Вы, значит, – извините, батенька, толку не знаете в чае.
— Признаться – мало, Андрей Николаевич.
— То-то и видно… А вы внюхайтесь… Аромат-то каков…».
17 июня 1860 г. в недрах Морского ведомства появился весьма оригинальный документ, поставивший на обсуждение тему снабжения кораблей самоварами. Инициатором его был Кораблестроительный департамент, в круг обязанностей которого входила также комплектация кораблей различного рода оборудованием. Самовары предлагалось рассчитывать исходя из численности экипажа – 2,5 ведра (30,8 литра) на каждые сто человек, так как, по мнению Медицинского управления, большее число кипятку разбавит чай и даст ненадлежащую крепость.
Окончательное решение по количеству самоваров принимал командир. Одновременно с самоварами необходимо было отпускать по одной жестяной чайной кружке (объем кружки определялся равным 2,5 чаркам – около 310 миллилитров) на каждого нижнего чина. Срок службы кружки определялся в один год, по истечении которого ее было необходимо отремонтировать за шесть копеек.
Затем за документ взялся Адмиралтейств-Совет (орган военно-морского управления в Российской империи, образованный в 1827 году из Адмиралтейств-коллегии и вначале отвечавший за хозяйственную часть флота, являясь совещательным органом при морском министре). Для небольших кораблей предложено было ввести чайники, а не самовары, а кружки делать из дерева (по причине дорогостоящего ежегодного ремонта металлической посуды). Окончательное решение было отложено до обобщения опыта командиров кораблей.
9 августа 1901 г. приказом временно-управляющего Морским министерством был утвержден артельный «чайник красной меди для раздачи чая команде» (предыдущий вариант чайника продержался лишь с 1897 г.). Чайник необходимо было изготовлять из красной меди, луженым изнутри. Сосуд был «грушевидной формы, с длинным изогнутым носком и откидною крышкою, с шарниром из латуни». Вместимость его составляла 19 чарок (2,34 литра). (Из книги Н. В. Манвелова «На вахте и на гауптвахте. Русский матрос от Петра Великого до Николая Второго»).
Офицерский стол был куда богаче матросского. Члены кают-компании регулярно выбирали содержателя – человека, который отвечал за вкусную и здоровую пищу. Он закупал продукты, которые передавались офицерскому коку, и следил за разнообразием меню. Вот что писал об офицерских трапезах тот же К. М. Станюкович в повести «Вокруг света на «Коршуне»: «В половине первого офицеры обедают. Обед благодаря хозяйственным талантам выбранного содержателя кают-компании отличный… Еще живность не вся съедена, еще не пришлось сесть на консервы. От двенадцати до двух часов пополудни команда отдыхает, расположившись на верхней палубе. На корвете тишина, прерываемая храпом. Отдых матросов бережется свято».
Еще в начале XVIII в. на кораблях британского флота в кормовой их части, где всегда хранились запасы провизии и вина, находилось большое помещение, в которое выходили двери офицерских кают. Оно называлось «wardrobe» (платяной шкаф) В вордроб складывали ценные трофеи, захваченные на судах-призах. Когда трофеи отсутствовали, помещение служило офицерскому составу столовой. В конце XVIII в. массовый захват призовых судов прекратился, и это помещение, переименованное в «wardroom» (кают-компанию), стало местом общего столования офицеров.
На кораблях российского военного флота кают-компания с общим столом появилась в середине XVIII в. До этого слуги офицеров, по большей части из числа собственных крепостных, как умели, готовили пищу своему барину, толкаясь и ругаясь в тесном судовом камбузе, жалуясь друг на друга и ссоря своих господ. Кроме того, у офицеров побогаче и пища была получше, а это раздражало менее состоятельных. Чтобы положить конец подобному было решено учредить на кораблях кают-компании.
В истории отечественного флота кают-компанией называлось также и сообщество офицеров-моряков одного корабля, которых сплачивали общие интересы, морские обычаи и традиции. Кают-компания, по сути, была коллективом единомышленников, посвятивших себя общей цели – защите Отечества.
По установившемуся морскому обычаю, офицеры в кают-компаниях рассаживались за столом строго по старшинству: во главе стола сидел старший офицер, по правую руку от него – следующий по рангу офицер, по левую – старший инженер-механик. Затем шли старшие специалисты и далее, также по старшинству в воинских званиях, младшие специалисты, вахтенные начальники, вахтенные офицеры и механики. Такое размещение создавало атмосферу уважительности и субординации, выделяло «старший» и «младший» («баковый») концы стола. Все это позволяло старшему офицеру чувствовать опору в застольных разговорах в лице старших специалистов.
Особой заботой старшего офицера, считавшегося, хозяином корабельной кают-компании, было создание среди офицеров особого микроклимата, установление там духа корпоративности. Эта сплоченность во многом обеспечивала победу в любом бою, успешное решение самых трудных задач, поставленных перед кораблем.
Жизнь кают-компаний в эпоху парусного флота и вплоть до революции в основе своей покоилась на обычае видеть в старшем офицере начальника только на службе, а в кают-компании и вне службы он был только старшим товарищем. Старших офицеров на палубе называли всегда по чину, но в кают-компании обращались к начальнику уже по имени-отчеству, и считалось совершенно невозможным обратиться к нему иначе.
Это разграничение, присущее только флоту, обусловило и ряд неписаных правил жизни кают-компании. Так, например, считалось дурным тоном говорить за обеденным столом о службе, считалось бестактным делать выговоры и вообще все то, что не принято в хорошей семье. И только в случаях крайней необходимости старший офицер или другой, старший в чине, делал выговоры в форме сообразно обстоятельствам: например, «А не поговорить ли нам лучше о пряниках» или «Заткните фонтан красноречия, мичман» и т.п., что обычно вызывало улыбки, и провинившийся без обид ставился на место. (Из книги В. Дыгало «Флот государства Российского. Откуда и что на флоте пошло»).
Столовая посуда для офицерских кают-компаний («для употребления на судах во время практических плаваний») украшалась простой синей каймой и надписью в виде названия судна. Для капитанских и адмиральских кают кайма была золотой… Чтобы не допустить перерасхода колкой фарфоровой и стеклянной посуды во время хранения при качке, все предметы устанавливались в гнёзда, вырезанные в особого вида буфетах.
Угощались чаем не только офицеры в кают-компаниях и матросы на баке, угощался обязательным «пятичасовым чаем» и государь император Николай II, в том числе и на своей знаменитой яхте «Штандарт». Начиная с 1909 г., яхта следовала за царской семьей неотлучно. После летних месяцев, которые Романовы проводили в Финляндии и Санкт-Петербурге, яхта следовала вокруг Европы и ждала прибытия семьи на рейде в Ливадии. Чай подавали в пять часов вне зависимости от того, где находился император: в поезде или на яхте. Спустя много лет флотские офицеры с глубокой ностальгией вспоминали совместные трапезы с императорской семьей: «Все игравшие сели за большой стол, кто где хотел, подали чай в большом чайнике и очень большой бульотке, и государь сел против них и стал всем разливать чай, спрашивая, кто как любит, покрепче или нет. И когда кто-либо хотел еще стакан, царь опять наливал, а государыня передавала через соседей. Кроме печений и фруктов не было ничего, а на закусочном столе стояли преаппетитные сандвичи и напитки, но государь сам не взял ничего и никому не предложил. И, за все наши плавания, подобный чай подавался каждый вечер, и точно так же, как и вино, и сандвичи, но чай пили, а до напитков никто никогда не дотрагивался, кроме гофмаршала, графа Бенкендорфа, который поздно вечером поднимался в столовую и всегда съедал сандвичей и выпивал вина».
После чая Николай II в сопровождении Александры Федоровны направлялся на командный мостик, чтобы поинтересоваться у вахтенного начальника курсом и задать ему несколько вопросов по навигации, а также посмотреть, как охранные миноноски прожекторами просвечивают пространство вокруг «Штандарта», создавая световую преграду возможной опасности с моря. «После чая их величества вышли на верхнюю палубу посмотреть, как охранные миноносцы светят кругом яхты, и государыня незаметно сунула в руку вахтенного начальника горсть печений и конфет. Это бывало всякий раз после вечерних игр…».
Во время краткосрочных «отпусков» Николая II на «Штандарте» царила почти домашняя обстановка, на пятичасовой чай «никто не приглашался специально, а просто, кто находился в это время на верхней палубе, того и просили в рубку, а княжны тащили за рукава, без всякого стеснения, кого только находили наверху». Мемуаристы в один голос упоминали о том, что за чаем «Государь пил два стакана, в подстаканниках, обязательно с молоком, и ел свежие булки с отличным маслом с царскосельской или петергофской фермы» ( Из книги И. И. Лазерсона «Императорская кухня XIX — начало XX века»).
И еще одна история, связанная с «морским» самоваром, но уже революционного времени. 14 июля 1918 года советский крейсер «Аскольд», стоявший на Мурманском рейде, окружили английские корабли. Английская команда солдат во главе с офицером начала обыскивать матросские сундучки и чемоданы. Искали серебряный самовар с дарственной надписью. Матросов построили на юте, заставили открыть сундучки, чемоданы. Британцы тщательно обшарили весь корабль. Но искомый самовар как в воду канул.
Крейсер «Аскольд» был известным, заслуженным кораблем. Весной 1902 г. он совершил поход с Балтики в Тихий океан. Во время Русско-японской войны оборонял морские подступы к Порт-Артуру. В феврале 1904 г. на нем держал флаг адмирал Макаров, летом «Аскольд» участвовал в бою с японским флотом, прорвался в г. Шанхай, а после войны пришел в г. Владивосток. В Первую мировую крейсер конвоировал английские и русские транспорты, ходившие в Китай, Японию, Америку, потом совместно с английским и французским флотами действовал на Средиземном море. О революции в Петрограде и отречении Николая II аскольдовцы узнали из английских газет, и лишь после получения официальных телеграмм Морского министерства капитан Кетлинский приказал построить команду на баке и с носового мостика объявил о последних событиях в России, призвав всех продолжать исполнять свой долг перед Родиной. После этого на «Аскольде» приняли присягу Временному правительству.
23 мая корабль перешел в шотландский порт Гринок. В расположенном неподалеку г. Глазго проживало несколько тысяч эмигрантов из России. Они вместе с рабочими города восторженно приветствовали аскольдовцев. В городском театре устроили митинг, а поезд, на котором приехали моряки, был украшен цветами. Рабочие г. Глазго преподнесли в подарок аскольдовцам серебряный самовар, очень красивый, похожий на искусно выполненную вазу. На нем была выгравирована надпись: «Подарено рабочими и социалистическими организациями Глазго нашим русским товарищам с «Аскольда» в память их пребывания в Глазго. Шотландия, май 1917 года».
Английским властям это очень не понравилось. Они обвинили офицеров крейсера в отсутствии дисциплины на корабле. На «Аскольд» прибыли представители английского правительства и предприняли попытку изъять самовар. Команду построили на верхней палубе, и, пока господа представители увещевали матросов не вмешиваться в политику, сыщики проворно обыскивали кубрики. Они нашли красные флаги, врученные рабочими, упрятали под плащами и унесли. А самовар, как ни шарили, не обнаружили. Английские власти предложили «Аскольду» покинуть гавань и 13 июня 1917 г. крейсер взял курс в г. Мурманск.
А в марте 1918 г. английские интервенты высадили в Мурманске десант. Английский генерал Пуль приказал захватить крейсер и арестовать матросов, заодно изъять наконец тот самовар, который не сумели найти и отобрать в Англии. Но и на это раз поиски ничего не дали. Крейсер в 1919 г. был уведен интервентами в Шотландию. В 1921 г. он был возвращён советскому правительству, затем продан на слом в г. Гамбург.
Самовар, вынесенный матросами с корабля, хранится в Центральном военно-морском музее в г. Санкт-Петербурге, правда без верхней крышки. Её потеряли во время «эвакуации» с корабля в июле 1918 г.