Из жизни семьи тульского самоварщика Василия Ломова или
В семье не без урода…
Как необычно порой складывается судьба рода: думал ли дворовой человек помещицы Анны Хрущовой из сельца Лутовиново (Сапегинское тож) Крапивенского уезда Сергей Осипович Ломов, что его дети и внуки станут не просто состоятельными людьми, но еще и потомственными гражданами, то есть привилегированной прослойкой населения, освобожденной от уплаты налогов наравне с дворянством?! Конечно, это ему и в голову прийти не могло.
Имя крепостных Ломовых оказалось в анналах тульской истории еще в 1771 г., когда в Тульскую провинциальную канцелярию поступил рапорт из питейной конторы об аресте на Московской большой дороге саней и поклажи дворовых людей вдовы Анны Петровны Хрущовой. Попались крестьяне с бочонком пива, которое, как уверял один из них, 18-летний Сергей Ломов, получили в подарок в с. Руднево от родственников, куда заезжали погостить (с разрешения помещицы). Доказать корчемничество (незаконную продажу спиртных напитков) не удалось, крестьян отпустили. Но семейство Ломовых торговлишкой все-таки пробавлялось, иначе им не удалось бы выкупиться на волю: по 4-й ревизии, через 11 лет Ломовы значились в тульских купцах 3-й гильдии с капиталом в 1010 р.
В 1838 г. сын Сергея Василий Ломов, к тому времени уже почтенный тульский самоварный фабрикант и купец 2-й гильдии стал почетным гражданином г. Тулы.
Дочь Федуркина Олимпиада (г. р. 1821) стала завидной невестой – почетная гражданка, наследница больших состояний деда и отца, лакомый кусочек для всех охотников за приданым. Охотник нашелся быстро – это был, наверное, самый скандальный тульский чиновник Яков Сергеевич Чистяков. Выходец из Калужской губернии, службу свою начал там же, в палате гражданского суда в 1821 г. В 1824 г. по своему желанию был переведен в Тулу и определен к делам прокурора.
В июле 1825 г. губернский прокурор обратился в губернское правление с предложением определить на службу уездным стряпчим г. Белева чиновника 14 класса, служащего при делах прокурора, Якова Чистякова. Чистяков, по словам прокурора, имевший исключительные сведения в законах и производстве всякого рода дел, обладавший отличными способностями, был признан годным к занятию этой должности. В результате генерал-губернатор Рязанской, Тульской и Тамбовской губерний А. Д. Балашев в рапорте тульскому гражданскому губернатору Н. С. Тухачевскому (прапрадеду знаменитого советского маршала М. Н. Тухачевского) выразил свое согласие на отставку белевского уездного стряпчего Давыдова и назначении на его место коллежского регистратора Чистякова.
За свою короткую службу в этом качестве Чистяков стал героем нескольких скандалов, и тульский губернатор Тухачевский наверняка горько пожалел о его назначении. Яков Сергеевич рьяно бомбардировал губернское начальство разными донесениями о неисправностях местного уездного начальства, например, неисполнении приказа об аресте на 5 дней купеческого сына Ерохина, плохо поставленной пожарной службе и пр. Служебное рвение его во многом было оправданно. Например, в апреле 1826 г. от губернского правления поступило определение всем уездным стряпчим осмотреть подведомственные учреждения на предмет наличия цепей, на которых могут держать свидетелей, так как Государственному совету стало известно о ярославском частном приставе Болотове, державшем на цепи рядового Фомченко, и поступил приказ все подобные случаи насильственного удержания людей исключить.
Министр юстиции предписал всем прокурорам не допускать впредь подобных происшествий. Чистяков, получив предписание, так далеко увлекся исполнением, что позволил себе розыск в месте, вовсе ему неподведомственном, а именно – в белевском Спасо-Преображенском монастыре. Там он обнаружил в сторожке стул с цепью (как писал казначей монастыря иеромонах Павел – валявшийся без всякого употребления!!!), допросил штатных служителей о нем, позиционируя себя «…навсегда защитником от духовного начальства», и отыскал-таки свидетеля (некоего отставного за пьянство и прочие худые поступки служителя), показавшего о своем заточении на этом стуле. Затем Чистяков потребовал от белевского городничего произвести следствие. Городничий, не желая делать что-либо без решения руководства, донес в губернское правление, следом пришла жалоба от тульского архиепископа Дамаскина. В это время у белевского стряпчего Чистякова отношения с гражданским губернатором испортились окончательно: в марте 1826 г. последний строго указал Чистякову разобраться с неполадками в работе городского магистрата и не заниматься сочинением кляуз начальству.
Последней каплей стало открытое неповиновение Чистякова губернаторским приказам. Вначале мая в г. Белеве ожидали вдовствующую императрицу Елизавету Алексеевну, которая, уже тяжело больная, ехала из Таганрога в Петербург. Императрицу на отдых и ночлег планировали поместить в дом купца Дорофеева (будущий Вдовий дом), чиновников ее свиты – в дом городского головы купца Сорокина, где на квартире проживал Чистяков. Мятежный стряпчий отказался выехать, заявив, что кроме него там живут еще многие, «…пусть выкинут на улицу его имущество». Гражданский губернатор Тухачевский предложил расследовать этот поступок губернскому правлению, а то передало дело Уголовной палате, чтобы потом представить генерал-губернатору Балашеву. Тухачевский это дело рассматривал как персональное оскорбление, так как сам лично за 2 дня до прибытия свиты убеждал Якова Сергеевича очистить дом. В июле Балашев получил все бумаги по этому делу и предписал: «… Дерзости его против начальника губернии, нарушая права подчиненности, подлежат ответу перед судом…». Прокурор предложил губернскому правлению Чистякова от должности удалить и передать под суд, а на его место определить благонадежного чиновника – секретаря белевского уездного суда Яковлева. Тут же были подняты все прочие провинности Чистякова и возбуждены дела о его «ложных» доносах начальству и вмешательству в дела епархии (Чистяков был освобожден от суда и следствия по этим делам на основании амнистии по манифесту от 22.08.1826).
Дело об оскорблении губернатора Тухачевского тянулось до 1830 г. В результате большинством голосов членов палаты уголовного суда Чистяков был признан невиновным. За это время он подал прошение о зачислении его в палату гражданского суда (и был туда принят), получил причитающее ему жалованье (всего 86 р.). К 1833 г. неугомонный Яков Сергеевич был снова отставлен и успел вновь попасть под суд за оскорбление совестного судьи Жданова: как записал в журнал присутствия письмоводитель совестного суда Заварзин, 27 ноября 1831 г. в 9 часов утра в судейскую комнату вошел без доклада Чистяков и спросил судью Жданова. Чистяков оповестил о болезни своего приятеля, канцеляриста Дмитрия Панина и «… потом говорил таковые слова, что, как смеет судья исключить из службы и требовать его, Панина, когда он болен, что это одна прижимка судьи… я за Панина защитник и не позволю на ногу наступить». Даже в таких косноязычных заявлениях судья усмотрел тяжкое оскорбление и поношение чести «в присутственной каморе при зерцале (власти)». Хотя Яков Сергеевич все отрицал, но по суду был оштрафован.
Как видите, Чистяков страстно бросался на защиту всех несправедливо обиженных (по его разумению) и в наше время наверняка стяжал бы себе лавры «правозащитника». Но в те времена он был воспринят только как «беспокойный» чиновник, к которому начальство относилось с опаской, и продвижение по службе Чистякову не светило, несмотря на полезные знакомства среди чиновного люда.
Поправить материальные дела можно было одним способом – выгодной женитьбой, и тут уж таланты Чистякова развернулись вовсю… (Продолжение следует)
По статье Л. В. Бритенковой «Купцы Федуркины, родственники самоварщика Ломова» (Тульский краеведческий альманах. Вып. 17. – Тула, 2020)