Слово «Масленица» впервые упоминается в XVI в. в дипломатической переписке царя Ивана Грозного. Масленица была народным празднованием периода подготовки к Великому посту, которое не во всем соответствовало нормам христианского благочестия. Как было отмечено выше, подобное празднование было известно и у других народов (хотя на Руси оно отмечалось с особенным размахом.
Согласно Толковому словарь живого великорусского словаря В. И. Даля масленичная неделя имела следующие названия:
Понедельник – встреча,
вторник – заигрышь,
среда – лакомка,
четверг – широкий четверг,
пятница – тещины вечорки,
суббота – золовкины посиделки,
воскресенье – проводы, прощанье, целовник или прощеный день
В середине XIX – начале ХХ вв. масленичные гулянья в Туле проводились на набережной р. Упы у Кремлевских стен и в Кремлевском саду. Здесь устанавливали временные деревянные павильоны, где выступали жонглеры, фокусники и клоуны. Большой популярностью пользовался и традиционный кукольный театр «Петрушка». Рядом с аттракционами устанавливали высокий деревянный столб, смазанный салом, наверху которого привязывали ценный приз (обычно часы, шапка или пара сапог). В лазании на столб состязались ремесленники, рабочие Оружейного и Патронного заводов.
В понедельник начинали печь блины. Первый блин отдавали нищим на помин усопших, а молодые приглашали тещу учить печь блины.
Туляки любили посещать трактиры на Пятницкой (ул. Металлистов), Воронежской (ул. Оборонная) и Жигалинской площади (ул. Благовещенская). Популярными у туляков были копеечные «кружевные» блины. При рассмотрении на просвет они действительно напоминали кружево и были очень нежными и вкусными. Блины подавали с маслом или сметаной, медом или патокой, вареньем или повидлом. Но быстрее всего разбирали блины, начиненные красной икрой.
Во вторник девицы и красны молодцы собирались покататься на санках и поесть блинов. В богатых домах прямо среди двора к этому дню устраивали снежные катальные горки. Гостей принимали с почетом у ворот, крылец и в образной комнате. После нескольких угощений гостей вели тешиться на горки. Здесь парни высматривали невест, а девушки поглядывали украдкой на суженых.
На «лакомки», в среду, тещи приглашали своих зятьев к блинам, а для забавы любимого зятя созывали всех родных. В Туле тещи для зятьев пекли, кроме блинов, оладьи и творожники.
С оладьями был связан один любопытный обычай: мальчики нанизывали на палочку по семь оладий, залезали с ними на высокий столб и «высматривали» Масленицу с криками: «Масленица идет! Масленица идет!». Потом оладья поедались с присказками:
Первый – прохожему на помин души;
Второй – родной матушке;
Третий – родному батюшке;
Четвертый и пятый – сестрицам-молодицам;
Шестой – братцу-молодцу;
Седьмой – съем сам.
В «широкий четверг» начинался масленичный разгул: катанье по улицам и кулачные бои, чтобы «вытряхнуть» блины. Самые отчаянные бои стенки на стенку устраивали жители Заречья и Чулковой слободы на берегу реки Упы. Известный русский фольклорист И. П. Сахаров называл имена знаменитых тульских бойцов XIX в.: Алеша Родимый, Никита Долговяз, Тереша Кункин, братья Походкины и Зубовы. У бойцов существовал свой «профессиональный» язык. Например, «дать блоху» означало ударить по шее, «пустить звонаря» – ударить по уху. Бились честно, без оружия, только руками, и лежащего не трогали. На следующий день соперники мирно встречались на посиделках. Вместе плясали, пили и ели, обсуждали вчерашние схватки. Отличившиеся в кулачном бою становились известными, их почитали как героев праздника.
В этот день чайные в Туле были наполнены посетителями, повсюду гремела музыка и слышались русские песни. На гулянии зачастую разбрасывали всем на радость, а особенно детворе, маленькие круглые пряники, которые были именинными, то есть на них было отпечатано имя. На реке устраивались ледяные горы для катаний, а купечество, следуя обычаю кататься по улице Киевской (пр. Ленина), спускалось на реку в экипажах.
Театральные спектакли на Масленицу давали по два представления в день, в Благородном и Купеческом собраниях устраивались балы.
В пятницу проходили «тещины вечерки» – ответный визит тещи к зятю. Приглашения бывали почетные, со всею родней, к обеду, или на один ужин. В старину зять обязан был с вечера лично приглашать тещу, а утром присылать нарядных «зватых». Чем больше бывало «зватых», тем теще более оказывалось почестей.
На «золовкины посиделки» уже молодая невестка приглашала своих родных. Если золовки (сестры ее мужа) были еще в девушках, то невестка созывала своих подруг-девиц; если они были выданы замуж, то она приглашала родню замужнюю. Затем гости вместе с невесткой объезжали всех золовок. Новобрачная невестка была обязана одарить своих золовок подарками.
На реке в субботу строили снежный городок с башнями и воротами. После этого одна команда защищала городок, другая должна была занять его. Охранители вооружались метлами, а штурмующие – палками. Нападающие врывались в ворота и разрушали городок. После взятия городка его «воеводу» купали в проруби. Потом начиналось всеобщее угощение, и с песнями возвращались по домам.
Воскресенье – прощеный день. С утра ходили на кладбище, поминали покойных родителей, просили у них прощения. По обычаю на могилах оставляли блины. Прощальный поезд из дровней и саней назывался «круг» или «конец». Запрягали такой поезд людьми, и он разъезжал всем улицам.
В воскресенье также новобрачные ездили по своим родным отдаривать тестя с тещей, сватов и дружек за свадебные подарки. Кроме подарков приносили и пряники, испещренные узорами и надписями: «Кого люблю, тому дарю», «От милого подарок дороже золота», «Чин чина почитай, и подарок не забывай», «Милости просим нашей хлеба-соли», «За все благости наше низкое челобитьице». Тульские пряники считались дорогими подарками.
Прощание между родными и знакомыми происходило вечером. Прощаться приходили родные к старшему в роде, бедные к богатым. На прощение приносили пряники. Прощаясь, говорили, по обыкновению, друг другу: «Прости меня, пожалуй, буде в чем виноват пред тобою».

Б. М. Кустодиев. Масленица. 1919. Из собрания Национального художественного музея Республики Беларусь, г. Минск.
Прощание заканчивалось поцелуем и низким поклоном. В понедельник после масленой недели пекли пресные блины, называвшиеся «тужилками по масленице».
Настоящим певцом широкой русской масленицы был художник Борис Михайлович Кустодиев. Он родился в Астрахани в 1878 г. Там же получил первые уроки живописи, а затем юношей отправился в г. Петербург и оказался в мастерской Ильи Ефимовича Репина при Академии художеств. Кустодиев быстро вырос из простого студента в помощника и коллегу своего профессора. Уже в годы учебы он увлекся жанровой живописью, и его основной темой стали картины русского быта и праздников. Дипломная работа «На базаре» получила золотую медаль и право на пенсионерскую поездку в Европу. По возвращении из-за границы, где художник изучал приемы старых мастеров, Кустодиев много работал и позже стал членом Академии художеств и различных художественных групп, сообществ и кружков, самым знаменитым из которых был «Мир искусства».
Крестьянский и народный быт продолжал занимать Кустодиева. Особенной любовью пользовалась Масленица. На тему масленичных гуляний художник написал несколько картин, которые датируются 1916 (3 варианта), 1919, 1920 годами. Эта тема не оставляла художника вплоть до 1922 г., когда написано было полотно «Гуляние», в котором мы сразу узнаем дух и краски всей той же Масленицы.
Действие в этих работах всегда происходит в городе, который является неким собирательным образом из многих провинциальных и столичных мест, а сюжет практически разбивается на множество мизансцен, где участвуют самые разные люди – крестьяне, купцы, разносчики, торговцы, офицеры, гармонисты, дети и взрослые, люди и животные.
Масленичные гуляния показаны как идеализированный образ русского быта – яркие краски, милая и уютная атмосфера русского старинного города, тройки, бегущие по заснеженной дороге, шумом и гам народных театров и балаганов, пестрые карусели, лавки с различной снедью и т.п.

Б. М. Кустодиев. Масленица. 1920. Из собрания санатория «Узкое» Российской академии наук в Московской обл.
Появились эти картины в очень трудное время, как для художника лично, так и для страны в целом. Первые картины были созданы в 1916 г., когда художник оказался в клинике вследствие страшной болезни – опухоли спинного мозга. Многочасовая операция спасла только руки, а ноги остались без движения. Более полугода ему не разрешали брать в руки даже карандаш, и тогда он почувствовал, что силы уходят. Работа спасла: палату превратили в мастерскую, каждое утро инвалидное кресло подкатывали к установленному у окна мольберту, и на холсте оживала яркая и счастливая жизнь. За окном бушевала Гражданская война, было голодно и холодно, а на полотнах Кустодиева, пронизанных солнечным светом и воздухом, текла обжигающая радость жизни и народного праздника.
Художник М. В. Добужинский вспоминал о Кустодиеве так: «…И вот на глазах знавших его происходило истинное чудо – именно то, что называется «победой духа над плотью»… Сидя в своем кресле у окна с видом на синий купол церкви, он мог наблюдать свою улицу и все, что сменялось на ней, день за днем, год за годом – хвосты очередей, манифестации, как растаскивали на топливо последние деревянные дома Петроградской стороны, как ложился снег на крыши и распускалась весной зелень сквера. Его жена – единственная и незаметная его сестра милосердия – несла на себе все то, от чего он был избавлен своей болезнью, – все тяготы пайков, анкет и вечных хлопот. Эта невольная изолированность была огромным несчастьем для него как художника – в течение многих лет (и еще до революции) он совершенно был лишен непосредственных внешних впечатлений жизни: ни деревни, ни привлекавшей его всегда русской провинции. Поневоле он должен был питаться только запасом своих прежних воспоминаний и силами своего воображения – и память, фантазия и работоспособность его действительно были беспримерны…
И что особенно поражало в этом жадном творчестве… – это всегдашняя его тихая незлобивость и, что еще удивительнее, отсутствие всякой сентиментальности к ушедшему и горечи по утраченному для него.
Точно он верил, что все то, что вставало в его воображении, реально существует где-то в мире, и потому нам так дорога была эта простая улыбка радости жизни, которая светилась в его творчестве…».