Нерадивые наследники. Из жизни семьи самоварщика В. С. Ломова

Еще при жизни Василий Ломов, описывая свое недвижимое имущество по Киевской и Посольской улицам (хотел получить свидетельства от Градской думы для участия в предполагаемых торгах по винным откупам), указывал, что имеет следующие доходы: «…Получено мною за отданную в содержание под магазин лавку с выходом на улицу купцу Постникову по контракту с 1.09.1840 на 4 года в каждый год по 400 р. сер.; за лавку, содержащуюся Елизаветой Васильевной Белобородовой по контракту от 31.10.1839 по 71.42 р. в год; за лавку, содержащуюся Алексеем Дмитриевичем Костроминым от 27.10.1841 в год по контракту по 66.65 р. сер.; за отданный двор и дом под содержание гостиницы купцу Суркову — с 01.01.1842 по контракту по 1800 р. сер. в год. Самим мною занимаемые 5 лавок с 3 выходами, кои могли приносить доходы, судя по отдаче прочих лавок, более 720 р. сер. в год… Всего теперь получаю дохода с занятыми мною лавками и выходами 3058 р. сер.», кроме того, наследникам отходили самоварная фабрика и большая усадьба с домом по Ломовской ул. (Денисовский пер.).

Самовар ф.ки В. С. Ломова. 1830-1840-е гг. Из коллекции М. М. Борщева

Наследники, внуки Федуркины Михаил, Александр и Олимпиада Ивановичи, с собственностью разобрались довольно быстро. В 1848 г. за ними числились усадьба с домом и фабрикой (2-я часть, оценены в 2572 р.с.), и три строения в 1-й части (оценены в 2000, 2571 и 428 р.с.). Через 7 лет полиция по следствию в деле Чистяковой указывала, что ей принадлежит дом (на Воронежской ул.) и часть фабрики (совместно с братьями), остальная недвижимость уже не упоминалась. Сама Федуркина указывала, что ей принадлежат 2 каменных дома.

Дело, по которому велось следствие, очень хорошо характеризует Олимпиаду Чистякову-Федуркину: воспитанная и выросшая в достатке, легкомысленная и восторженная, даже после сокрушительного фиаско, которым закончился ее брак, не привыкла отказывать своим желаниям и продолжала вести достаточно сумбурную жизнь. В 1853 г. ее привлекли к суду как главную подозреваемую в деле о взрыве пороха в квартире титулярного советника Николая Семеновича Лазарева-Станищева.

Модная обложка из сентябрьского номера журнала Godey’s Lady’s Book, 1840 год.

Взрыв был совершен в ночь с 8 на 9 июля, под дверью кабинета нашли полуобгоревший сверток из полотна, дверь в кабинет обгорела и вылетели стекла из окон. Сам Станищев в это время был в отъезде, он служил советником в Казенной палате. Из разбирательства выяснилось, что квартиру Лазаревых-Станищевых накануне посещала их знакомая, Чистякова Олимпиада Ивановна. Странность посещений заключалась в том, что происходили они тайно и ночью (как показывали дворовые люди). Младший брат хозяина дома, писец Казенной палаты Иван Лазарев-Станищев сознался, что с 5 июля гулял по ночам с Чистяковой, которой якобы доктор прописал прогулки. Она ему нравилась давно, но до этого никакой склонности к нему не проявляла. Гуляли она по Киевской и Посольской улицам, а накануне Чистякова уговорила его провести ее в дом и потом сделала выговор, что ее приход не остался незамеченным лакеем. На следующую ночь (ночь происшествия) они еще раз прошли в дом, но теперь через балконную дверь (писец был высоким молодым человеком и надо думать, сильным, коль мог втащить через балкон даму в кринолинах!). Олимпиада уговорила Ивана провести ее к нему в комнату, просидев там 20 минут, заторопилась домой, у балконной двери вдруг вспомнила, что забыла вуаль. Пока Иван в потемках рыскал в поисках вуали (ее так и не нашел), Олимпиада оставалась одна и в этот момент спокойно могла подложить под дверь кабинета сверток (кринолин в те времена был достаточно большой, под ним можно было спрятать и не такое).

На очных ставках Олимпиада все опровергала, уверяя, что это клевета. Лазаревы-Станищевы прямо указывали на нее: Николай дескать, понял «…женщина эта имеет на него неблаговидные намерения. Этот взгляд, оскорблявший его в глазах семьи, не мог не повлиять на отношения их знакомства, побуждая его выказывать г. Чистяковой своим поведением, как мало способен он изменить долгу супружеской чести…»; Иван свидетельствовал, что Чистякова как-то сказала, что если она полюбит кого-либо и тот ей изменит или сделает что-либо против нее, у ней есть человек преданный, который ради нее может решиться на все, при этом опустила в рюмку с каким-то средством бумажку и та обуглилась. Прямых улик против Олимпиады не было (кроме слов братьев Лазаревых-Станищевых, а те оба посещали ее дом и у них могли быть свои причины ее оболгать). Повальный обыск[1] дал только положительные отзывы. Среди опрошенных был отставной гвардии поручик Загряжский Александр Дмитриевич, уездный судья, который так характеризовал Олимпиаду «… знает ее как личность, и домашний образ жизни хороший и приличный, а она – скромная, умная и занимательная дама…». Глас общественности (опрошенные почти все купеческого сословия, а Загряжский – уездный судья) и почтенное материальное положение сделали свое дело: палата уголовного суда оставила Чистякову в «сильном подозрении»,[2] а после поданной апелляции в 1855 г. Сенат вообще ее оправдал.

Савицкий К. А. В ожидании приговора суда. 1894-1895 гг. Государственная Третьяковская галерея. https://www.tretyakovgallery.ru/

Приятель Чистяковой Александр Загряжский был также личностью одиозной (во многом походил на незабвенного супруга Олимпиады). Еще в молодости он стал героем городского скандала, увезя из дома оружейника Белобородова Михаила Ивановича его молодую жену Евгению Яковлевну (с согласия последней). Белобородов потом долго требовал вернуть ему некоторые его личные вещи, увезенные вместе с приданым неверной супруги – ее Михаил Иванович обвинил в блудной связи с гвардии поручиком, поэтому на возврате не настаивал. Бравый поручик не только не постыдился взломать комод, доставая оттуда деньги (Белобородов указывал на сумму в 400 руб.), но и перед эти успел начистить физиономию незадачливому супругу.

И. К. Айвазовский. Вид Тифлиса. 1869 г. Ставропольский музей изобразительных искусств. https://artmuseum26.ru/

В 1856 г. уездного судью Загряжского также обвинял в избиении писец 2 разряда уездного суда Дмитрий Успенский: судья бил писца кулаками по лицу и драл за волосы за невинный вопрос «не послать ли за квартальным надзирателем?». В тот день в суде произошла пропажа денег, выданная Загряжским для раздачи ратникам. По приказу последнего всех присутствующих обыскали, но так ничего и не нашли. Реакция Загряжского на вопрос писца – как ты смеешь меня учить! – вполне раскрывает его характер и манеры, так что «роковая женщина» Чистякова пришлась ему по вкусу.

С 1855 г. семейный состав наследников Ломова изменился: сначала младший внук Александр изъявил желание уйти на военную службу и отправился в г. Тифлис (Тбилиси), где находился Кавказский театр Восточной войны 1853-1856 гг.

Другой внук, Михаил, в это же время продал дедовскую самоварную фабрику коллежской секретарше Ионовой Надежде Петровне (с правом использования клейма Большого герба на лучших изделиях). В следующем, 1856 г. Олимпиада осталась одна – брат Михаил в возрасте 28 лет скоропостижно скончался 10 октября от горячки. В дальнейшем сведения о наследниках В. С. Ломова Федуркиных Александре и Олимпиаде в архиве г. Тулы не найдены: по единственно сохранившейся исповедной росписи Николо-Завальской церкви за 1861 г. в приходе значатся только их дальние родственники Федуркины. (Александр вероятно, погиб на войне, а Олимпиада уехала из г. Тулы).

[1] В русском уголовном процессе до 1864 г. один из элементов предварительного следствия, состоявший в том, что все жители данного околотка (участка) опрашивались относительно жизни и поведения заподозренного

[2] Термин, употреблявшийся в русском судопроизводстве для обозначения состояния, среднего между осуждением оправданием в тех случаях, когда против обвиняемого имелись только несовершенные доказательства, недостаточные для признания его виновным, но вместе с тем не допускавшие и признания его оправданным. Оставление в подозрении соединялось с отдачею осужденного под особый надзор полиции, его можно было снова привлечь к ответственности за то же преступление в случае обнаружения новых обстоятельств, его уличающих.

Материал подготовила

Бритенкова Л.В., хранитель Музея самоваров и бульоток