Тульские оружейники-раскольники: «поповцы» и «беспоповцы»

Александр I продолжил политику своей бабки Екатерины II в отношении старообрядцев: власти стали к ним относиться более терпимо – принятый по просьбе Синода закон от 31 января 1801 года разрешал свободную деятельность старообрядческой церкви,  раскольникам возвратили отобранные у них старинные церковные книги.

С самого начала своего существования старообрядчество не было однородным.  К началу XIX в.  их структура выглядела следующим образом: все старообрядцы подразделялись на две большие группы «попОвцев» и «беспопОвцев». Первые признавали институт священства и принимали священников из числа перешедших в старообрядчество «беглых» православных попов.

В  Туле  община старообрядцев-поповцев  обзавелась собственной часовней в 1814 г., когда  на ул. Георгиевской (совр. бр. Жабровых), в доме купца- старообрядца Дениса Сушкина была устроена моленная (часовня). С 1831 г. священником там служил Павел Смирнов, которого историк старообрядческой церкви П. Мельников-Печерский называл  «единственным дозволенным попом во всей России».

Старообрядческая моленная на ул. Бр. Жабровых (Дом купца Д. Сушкина). Фото 1990-х гг.

В марте 1822 г. последовали долгожданные, высочайше утвержденные «Правила о попах и молитвенных домах». Согласно Правилам  всех «беглых» попов (если они не совершили никаких преступлений) следовало оставлять при своих местах в общинах раскольников, действию моленным – не препятствовать, запрещая только строительство новых и др.

Павел Смирнов был также «беглым» – изначально он служил в православном храме с. Князищеве Лихвинского у. Калужской губ. В 1831 г. Смирнов выпросил себе паспорт на 2 месяца, якобы для поездки к родственникам в Москву, но вместо этого объявился в Туле, «где по дозволению губернатора Борисова дозволено было тульским раскольника завести своего священника для совершения треб, но без всякого публичного оказательства раскольничьего учения». После его бегства вскрылась пропажа 330 руб., но то ли  эта пропажа была выдумкой Калужской консистории, чтобы очернить перебежчика, то ли консистория не посчитала нужным требовать открытия дела –  никакого уголовного преследования Смирнова не последовало. Поселился Смирнов на дворе возле моленной, вместе с семьей и 2 караульными, там же была богадельня для 10 старух. Все это хозяйство находилось в 1840-х гг. под патронатом старообрядца-купца 1-й гильдии Кондратия Денисовича Сушкина.

Павла Смирнова в 1840-1850-х гг. несколько раз привлекали к следствию за сношение с иногородними раскольниками и совершениями над ними треб, что было категорически запрещено, но никаких суровых мер к нему принято не было. Тот же Мельников-Печерский упрекал его за накопление добра (большого дома и капитала) и передачу его сыновьям-«никонианам», но «…чувство отца пересилило в Павле обязанности раскольничьего попа; он пренебрег укорами и даже произнесенным над ним лет пять тому назад старообрядческим архиепископом Антонием с собором отлучением, анафемой и проклятием».

Анафема Антония (рукоположенного в 1853 г. в старообрядческого архиепископа  Владимирского)  не могла подействовать на отца Павла, так как он и его прихожане не признали восстановление старообрядческого архиерейства в Белой Кринице (Австрия), инициированного рогожскими старообрядцами. Смирнов благополучно правил старообрядческие службы и в 1863 г., когда Мельников-Печерский создавал свою работу. С 1827 г. при Николае I положение старообрядцев стало ухудшаться – правительство постепенно отменяло все льготы, принятые при предыдущих царствованиях. Николай был настоящим миссионером на царском троне. Число старообрядческих священников постоянно уменьшалось из-за естественной убыли или привлечения к уголовной ответственности за свершения таинств с иногородними или уклонившимися в раскол православными. Новых «беглых» из православия попов не появлялось – высочайший указ требовал «вновь не дозволять появляться беглым попам у раскольников, но прежних оставить в покое, как давно живущих на местах», поэтому тульский священник Павел Смирнов стал одним из немногих «разрешенных» в 1830-1850-х гг. старообрядческих попов.

В. А. Кузнецов «Божьи люди». 1917. Из коллекции Государственной Третьяковской галереи.

По отношению к старообрядцам николаевское законодательство разрешало лишь внутреннюю «свободу веры», проявления которой были возможны в стенах частного дома и легально действовавших молитвенных домов и церквей. «Публичное» проявление раскольничьей деятельности  –  крестные ходы, кресты и колокола, пение молитв «на людях» – запрещалось.   Особенно преступным считалось совращение или склонение в раскол.

Совращением православных особенно активно занимались раскольники-«беспоповцы». Эта часть старообрядцев не принимала священников-перебежчиков, как людей «нового никонского поставления», а так как к  началу XVIII в. ушли из жизни все священники «старого поставления», руководили общинами беспоповцев наставники, избираемые из числа благочестивых и духовно образованных мирян. Община «беспоповских» старообрядцев считалась  более вредной для государства чем «поповский» толк и  переживала большее давление со стороны властей. Поэтому беспоповцев в  Туле было гораздо меньше, они  проживали, в основном, в Чулковской слободе. Чулково было еще одним местом компактного проживания оружейников, здесь также активно занимались самоварным и гармонным производством.

Вид на Чулковую слободу с колокольни Казанской церкви. Фото нач. ХХ в.

В 1826 г. Тульский цеховой разряд разбирал случай уклонения в раскол группы оружейников (44 человек) по доносу священника чулковской Христорождественской церкви.

Выяснилось, что вовлечены в старообрядчество (беспоповщину поморского толка) были следующие оружейники: Николай Петров Голанский с семьей (6 человек), Иван Иванов Глинский с женой, Василий Петров Ларионов с семьей (6 человек), Лев Марков Стыров с семьей (5 человек), Игнат Иванов Тельнов (жена и дочь остались в православии), Василий Аникеев Батов с женой, причем Глинский, Ларионов и Батов ушли из православия достаточно давно – 10, 12 и 19 лет назад соответственно. Остальные (22 человека) – были беспоповцами «по наследству».

К. Лебедев (худ.), Хелмицкий (гравер). Читалки и уставщик Федосеевского толка, читающие панихиду на Преображенском кладбище в Москве. Из коллекции ГИМ.

Оружейник Василий Михайлович Батов был указан как главный совратитель, другие «совращенные» называли еще и оружейника Потапа Баташева и мещанина Семена Пальцова, которые совершали обряды крещения в старообрядческой моленной. Моленная раскольников-поморцев находилась возле церкви Георгия-на Ржавце. При повторном опросе «совращенные» от обвинений Батова отказались. Полицмейстером Оружейного завода Брезгуном было принято передать решение вопроса в Духовную канцелярию.

Ровно такая же ситуация, но уже после принятия Свода законов Российской империи 1832 г., рассматривалась теперь в Палате уголовного суда.

В 1838 г.  Палата решала дело о совращении в раскол оружейника Давида Шарикова (упоминавшегося уже в деле 1827 г.). Шариков в результате церковного увещевания решил вернуться в православие и обвинил в совращении того же Василия Батова, под влиянием которого он 16 лет назад ушел в секту. В деле вновь упоминались Потап Баташев и Семен Пальцев, как венчавшие и крестившие детей по старообрядческим канонам. Решение суда было достаточно мягким, доказать вину Батова не удалось: Шариков при повторном опросе указал на причину ухода в раскол влияние своей матери, урожденной  раскольницы-беспоповки. Баташев и Пальцев, хотя и были признаны виновными в совращении, но так как дело свершилось «не публично» и более 10 лет назад, то всех троих оставили без наказания под надзором полиции. За прилежностью семейства Шариковых   в  соблюдении  православных обрядов поручили следить чулковскому благочинному Николаю Перцеву.

По Своду законов 1832 г. самым строгим наказанием виновных в распространении существующих старообрядческих и сектантских учений  было лишение всех прав состояния и ссылка на поселение (из Европейской России в Закавказский край). В отношении совращенных предусматривалось только увещание и вразумление духовным начальством.

М. П. Боткин. Старовер. 1877. Из коллекции Государственной Третьяковской галереи.

В 1839 г. в Палате уголовного суда вновь разбиралось дело о совращении в раскол – тульская община беспоповцев в это время была очень активна. Главным обвиняемым стал оружейник Степан Кошелев, который не только сам уклонился в ересь, но и своего воспитанника Иосифа склонил к расколу. Иосиф на допросах показывал, что в моленную он ходил под принуждением своего воспитателя  «из-за молодости и неграмотности», что был перекрещен и обвенчан Батовым, Баташевым и Пальцевым, последний крестил и его детей. В этот раз приговор был более суров: Степана Кошелева за вранье,  за уклонение в раскол и совращении своего воспитанника,  и мещанина Пальцева, сознавшегося в совершении таинств над «простолюдинами», поэтому признанного  принадлежащим к числу вредных для православной церкви служителей – сослать в Закавказский край на поселение;  Потапа Баташева,  также присужденного к ссылке,  – оставить на прежнем месте жительства по возрасту (80 лет) и состоянию здоровья; Иосифа Кошелева, желающего вернуться в лоно церкви –  оставить в обществе, а за сокрытие лица того, кто перекрещивал,  и для отвращения от подобных поступков – наказать розгами при городской полиции. Свою жену Секлитинию, раскольницу-«поморку», Кошелев пообещал  вернуть в лоно церкви. Но, как выяснилось впоследствии, Секлитиния оказалось стойкой и переходить в православие наотрез отказалась. На этой почве брак, так и не признанный церковью и государством, практически распался.

Василия Батова, так как Кошелев при очной ставке опроверг его участие в венчании и крещении, оставили «в сильном подозрении»… (Продолжение следует)